Комментарий. Почему лихорадит рынок зерна в России.

В России вновь будет хороший урожай зерновых. Казалось бы, производителям надо только радоваться. Однако, к сожалению, это далеко не так. Урожай надо где-то хранить и желательно не допустить падения цен, чтобы окупить расходы. Сейчас мы наблюдаем интересную картину: с одной стороны, резкое снижение цен на зерно, а с другой – отсутствие снижения цен на продовольственных прилавках. Хотелось бы знать, а где маржа и куда делись деньги.

Почему так происходит, что думают по этому поводу специалисты, удастся ли обеспечить интересы всех сторон производственной цепочки получения зерна – эти и другие вопросы обсудили издатель портала «Крестьянские ведомости», доцент Тимирязевской академии, ведущий программы «Аграрная политика» Общественного телевидения России Игорь АБАКУМОВ и генеральный директор аналитического центра «ПроЗерно» Владимир ПЕТРИЧЕНКО.

— Владимир Викторович, какова сейчас ситуация на зерновом рынке? Почему так сыплются цены?

— Ну, первая вещь – мы сейчас собираем такой урожай, которого не было никогда в истории нашей России-матушки – что советской, что имперской, что новейшей.

— Прямо как по Черномырдину: «Никогда такого не было – и вдруг опять».

— Да, и вдруг… Нет, там еще можно дополнительно сказать: «Готовились, готовились, но вдруг…» Это действительно реальная вещь. Уже сейчас намолотили более 100 миллионов тонн, и еще убирать примерно треть площадей. То есть 132 миллиона тонн зерна, по моим оценкам. Может быть, даже будет больше. Скорее всего, до 134–135 – в зависимости от того, как будет кукуруза убрана. Такого действительно не было. Ближайший рекорд – это 78-й год приснопамятный, когда собрали 127,4 миллиона тонн зерна в то самое доброе советское время.

То есть это первое – к обрушению рынка привело то, что предложение настолько нависает над спросом. И есть определенные массивы зерна, которые надо сбросить моментально, ну, просто скорее и скорее.

— Фуражное?

— Это в основном фуражная пшеница, совершенно верно. Ее крестьяне сбрасывают в первую очередь, а более качественную всегда припрятывают, то есть откладывают на потом.

Дальше надо отметить курс рубля к доллару. Если в прошлом году на это время он был 64, сейчас мы имеем 57. Вот этим тоже многое сказано, потому что зерновой рынок интегрирован в мировой. И цены сейчас на мировом рынке все-таки чуть-чуть лучше, чем в прошлом году, но не настолько, чтобы обрадовать наших «рублевых» продавцов.

— Теперь постараемся понять – у нас есть вообще прогнозирование производства? Есть такое мнение среди аналитиков, я со многими общался, что наступает стагнация рынка, стагнация производства. Эти разговоры мы слышим не первый год, но в силу инертности люди продолжают производить на благо Родины, «золотой каравай» начинаем производить, лозунги по-прежнему действуют. Как же так? «Хлеб – всему голова». А тут вдруг его девать некуда. Диссонанс образуется. Вроде как бы победные реляции, с одной стороны. А с другой стороны, люди в Орловской области по 4 рубля уже не могут килограмм зерна продать. По некоторым данным, уже и ниже. Вот как это? Есть прогнозирование хоть какое-то или нет?

— Что касается прогнозирования, то оно, скажем так, существует если не в отдельно взятых холдингах, то в крупных, транснациональных компаниях. Если бы мы посмотрели на это, как на общий отраслевой комплекс … Увы, нет одного центрального проспекта, по которому все идут стройно и со знанием того, что впереди.

— Слишком много «муравьиных троп»?

— Очень много. Настолько много…Конечно, при этом они действуют, естественно, в каком-то одном ключе, может быть, в одном направлении, но отчасти это их определенная беда. Потому что, как говорится, побежали все в одну сторону – и произвели слишком много. Потом, так сказать, отхлынули – соответственно, получили дефицит. Допустим, самый яркий пример – гречиха.

— Производство дикое!

— Да. И какое большое социальное внимание к этому товару.

— Да, я помню, когда был сигнал о том, что будет неурожай, даже не сигнал, а просто слух прошел…  Запасли полные холодильники и полные балконы!

— Совершенно верно. По цене в 100 рублей за ядрицу. Можно сказать, что это какое-то сумасшествие. Сейчас это интересный продукт, и понасеяли его на 40% больше, чем в прошлом сезоне. И тогда был неплохой урожай, но сейчас мы соберем 1,7 миллиона тонн гречихи. Такого не было никогда, и это в два раза больше, чем надо в принципе. А это не экспортный продукт.

— Владимир Викторович, почему ваш аналитический центр дает прогноз урожая зерна больше, чем у Минсельхоза? Ведь у Минсельхоза, казалось бы, больше информации, а он очень низкий прогноз урожая дает. Какой в этом интерес? Какая хитрость? Какой стратегический расчет, как вы считаете?

— Выскажу свое оценочное мнение, конечно же, могу ошибаться. Первое. Есть, на мой взгляд, ошибочное представление в Минсельхозе, что если придерживать определенным образом слишком радужную информацию, то мы отрегулируем цены, и они не будут так сильно падать, по крайней мере на мировом рынке. Мы не говорим сейчас про Россию, где всем все ясно. Это я имею в виду – вот там, за бортом. Это раз. Я считаю, что это, конечно, неверно, ошибка, это неправильное движение, но таково оно есть, тут ничего не поделаешь. Второе…

— Ну, дело в том, что Минсельхоз любую информацию придерживает.

— Да, есть такое, осторожное и внимательное движение вообще по всему информационному полю.

Второе – это просто-напросто желание быть консерватором. Как они правильно говорят, мы, аналитики, люди безответственные, а они ответственные. Ну, можно вполне понять, нормальная вещь.

Ну и третье. Если сейчас надо бороться за определенные субсидии (и тут я тоже поддержу) для сельского хозяйства перед Белым домом и Кремлем, то на фоне рекордного урожая что-то нелогично. Тогда уж лучше, вот так, с такими цифрами идти за дополнительными субсидиями, допустим.

— Отчитаться.

— Да. А потом, когда уже Росстат подсчитает в декабре и феврале, как это традиционно делается, тогда уже будет награждение…

— …непричастных и наказание невиновных.

— И наказание невиновных. Ну, надеюсь, невиновных тут не будет. Но если награда найдет героя…

— Так невиновные будут те, кто это зерно вырастил, те, которые продать его не могут.

— Ну, отчасти, в общем-то, да. Отчасти будет определенная их невиновность.

— Владимир Викторович, я понимаю, что людям хочется продать зерно побыстрее, потому что они брали кредиты. Но, с другой стороны, есть желание придержать его подольше, пока вырастут цены. А есть где хранить? Каково у нас состояние элеваторного хозяйства? Я, честно говоря, не помню, чтобы у нас современные элеваторы строились в последнее время.

— Нет-нет, отнюдь. Элеваторы вводятся как крупными компаниями, особенно теми, кто проектирует дальнейшее движение по переработке. Как ни странно, это и мукомолы в том числе. Есть несколько проектов… ну, скажем, два по крайней мере, по глубокой переработке, и там 100-тысячные элеваторы вполне устраиваются и устанавливаются. Но, конечно, самое важное и большое – это строительство металлических банок в сельхозпредприятиях.

— Да. Я говорил с нашим производителем этих металлических емкостей для хранения зерна. Многие, наверное, их часто видят, проезжая вдоль дорог, такие красивые металлические блестящие емкости, огромные вертикальные, где хранится зерно. Вот они сейчас работают в три смены.

Мы знаем вообще, сколько у нас зерна хранится? Ведь эти емкости нигде и никак не проходят по статистике, насколько я понимаю. Это же внутрихозяйственные емкости.

— Да. А если кто-то и отчитывается, то в конце года. Эта информация не оперативная, к сожалению, и кривая. Поэтому я давно уже не смотрю на Росстат, он неинтересен в этом смысле.

Грубые такие оценки, что хранение, единовременное хранение этого движущего зерна (оно очень серьезно движется туда-сюда), эти оценки – от 110 до 120–130 миллионов тонн единовременного хранения. Но при этом структура, конечно же, очень разная, потому что есть современные и хорошие, и там хранится зерно, а есть старые и убитые, и там вообще не хранится, они стоят полупустыми или пустыми вообще.

— Сколько у нас не хватает емкостей для хранения?

—  Не думаю, что у нас их сильно не хватало даже для такого урожая в 130 миллионов тонн.

— То есть не будет такого, как в первые годы целины?

— Нет, нет.

— Не будет.

— Хотя бы в биг-бэгах хранят, в таких больших полиэтиленовых емкостях.

— Владимир Викторович, но у нас же есть экспорт. Министр Ткачев заявил, что 40 миллионов мы сейчас просто сбросим моментально. Как дела с экспортом?

— Это вот та самая палочка-выручалочка, которая должна действительно вытягивать зерновую индустрию, потому что внутренне потребление у нас, да, растет, но не так быстро, как производство. Если мы вырастем во внутреннем потреблении… В последние годы было 72–73 миллиона тонн, сейчас поднимаемся на 76–77 миллионов тонн – за два-три года.

—  А наши «узкие горлышки» – Новороссийск, Тамань, Ростов – они справятся с этим?

— По моим оценкам, у нас номинально экспортные мощности – это более 50 миллионов тонн, ну, 55 миллионов тонн.

— То есть хватает?

— Это номинально. А учитывая погоду, фарватер и всякое прочее, мы в реальности можем где-то около 48 миллионов тонн отгрузить. Это без учета Балтийского коридора, не нашей мощности, и так далее.

— Владимир Викторович, спасибо вам большое. Вы нас немножко обнадежили с экспортными возможностями.